Александр Липкин

Современная проза

Безразличие,
или
Мертвое общество.

1.

Бархатная ночь опустила свое ватное одеяло на город; улицы наконец избавились от топтавших их с самого утра пешеходов и машин, и лишь желтые прямоугольники окон, светившиеся ласковым теплым светом, свидетельствовали, что город вовсе не вымер, что утром он вновь будет полон черных однообразных потоков, выливающихся из тех самых бетонных гигантов, что так обманчиво обещают уют, мерцая по вечерам. За этими желтыми проемами каждый вечер все те же люди делали одни и те же вещи: ели, спали, пялились в голубоватые экраны телевизоров, смотрели на белые листы, испещренные маленькими черными значками, делали вид, что хорошо проводят время… Совершенно не обязательно заходить внутрь, чтобы сказать, что именно происходит в каждой ячейке этих огромных серых сот, в каждой норе, в каждом закоулке этого огромного лабиринта.
Но все-таки приблизимся и заглянем внутрь одной из этих келий, выделяющейся из числа ей подобных своей шумностью и людностью. Внутри пара дюжин юношей и девушек, студентов и студенток, с размахом отмечающих одним им известный праздник. Пиво и водка текут рекой, делящейся на множество рукавов, исчезающих где-то в глотках у собравшихся; кое-где попадаются почти пустые бутылки дешевого вина и сомнительного коньяка. Кто-то из развитого студенчества забрался на стул и пытается оттуда руководить хором голосов, нестройно дотягивающих последний куплет:

Это ж надо так напиться,
Надобно ж нажраться так,
Чтоб Степан Петрович Разин
Плыл один в осьми челнах.

При этом никого не интересовало, что Разин был не Петровичем, а Тимофеевичем, да и вообще их ничего не интересовало. Студенчество гуляло.Но эта гульба, при всей своей шумности и веселости, ничем не отличалась от серости окружающего мира. Просто студентам хотелось бы думать, что им весело, что они с толком проводит время, отравляя свой организм водкой и прочей дешевой выпивкой. Они думали, что в их празднестве скрыт какой-то смысл, что хоть чем-то выделяются из общего фона; впрочем, они только думали, что они думают.

2.

Среди гулящего люда находился и некий Бунйат, или попросту "Бун". Был этот детина росту и объему немалого, обладал недюжинными способностями (коими нередко кичился) и неуемной страстью к знаниям. Выделялся он среди сверстников не только размерами и голосом (от которого люстра пустилась вприсядку), но также и разнообразием своих интересов. Был он и математиком, и программистом (как и многие в тот безумный век), но он же был, что уж совсем ни в какие ворота не лезло, писателем и поэтом-любителем. Так что, невзирая на его уверения о полном отсутствии фантазии и творческого мышления, ему мало кто верил. Еще одной чертой Буна была иррациональность: он все делал по настроению, никогда не давал стабильных результатов; был то щедр, то скуп, то добр, то зол, то жесток, то мягок, поражал всех то своим умом, то глупостью. Именно эта иррациональность в его поведении всегда была поводом для сплетен и насмешек со стороны сотоварищей.

Короче говоря, Бун являлся человеком одаренным, хоть и со своими странностями. Но даже если приписать это всецело его многочисленным странностям, оставалось совершенно неясным, как такое количество вина, коньяка и пива (водку Бун не пил из принципа) сумело поместиться в одном человеке, в довесок, этот самый человек уже успел выбрать свою очередную жертву и начал объяснять теорему Коши о жесткости многогранников, иллюстрируя все многочисленные ходы доказательства красочными (правда, несколько сбивчивыми) описаниями.

"Жертву" подобного просветительского акта спасло только то, что какая-то сердобольная душа подсунула под руку Буна стакан с адской смесью водки, портвейна и коньяка, что и проняло этого садиста. Дойдя до теоремы Эйлера, Бун отключился, так и не успев собрать воедино все леммы своего доказательства и сделать окончательный вывод. Последними его словами было что-то вроде: "Да... это же все... тривиально... элементарно..."

3.

Когда Бун наконец пришел в себя и попробовал приоткрыть глаза, в них нещадно ударил яркий луч света, заставляющий зажмуриться еще крепче. Вся нервная система Буна, исключая мозг, была выведена из строя, и казалось будто он парил где-то высоко-высоко, оставив все земное далеко под собой. Любой нормальный человек пришел бы в ужас от таких ощущений или хотя бы задумался над сложившейся ситуацией, но поэтическая часть натуры Буна, вдохновленная таким образом, снова пробудилась в нем, властно заперла разум в каком-то темном углу и начала складывать стихи:

Неизведанное чувство,
Будто пропасть пред тобой;
Что за тонкое искусство
Не упасть вниз головой.

Разбежаться, оттолкнуться,
Не нарушив свой покой,
Приземлиться, оглянуться,
Посмеяться над толпой.

Но, увы, ему не суждено было их закончить, так как вспышка сознания в его мозгу мгновенно угасла.

4.

Во второй раз Бунйат очнулся в незнакомом помещении с высоким белым потолком, давящим на психику своей возвышенностью и отрешенностью. Впрочем, на нового Буна он не давил; Буну было все равно. Где-то неподалеку, в отчаянных попытках вырваться наружу, жужжала и билась об оконное стекло муха. Тишина мелодичным звоном отдавалась в душе, и что-то в этой самой душе резонировало, порождая причудливый узор, состоящий из гула, звона и жужжания. Разум снова безраздельно властвовал над сознанием, а иррациональная составляющая исчезла, испарилась, оставив за собой какое-то странное ощущение пустоты.

5.

Через двое суток, ранним погожим утром, из небольшого неприметного здания больницы вышел высокий молодой человек, с остановившимся взглядом; он распространял вокруг себя ауру вселенского спокойствия, но никто этого не замечал. Юноша перешел улицу по светофору и влился в поток людей, шедших по тротуару. Все эти люди также являли собой образец спокойствия и отрешенности.

Когда Бун вошел в аудиторию, никто даже не повернул головы. Он влился в свой поток.

© 2000 Lipkin

Главная - Современная проза - Поэзия - Библиотека: Проза - Поэзия - Критика - Гостинная - Чат - Ссылки - История

AD MODUS © 2001-2003 – Искандер "Адиб"