проза
Степаненко Татьяна
| Современная проза |
Степаненко Татьяна
|
|
Сон еще не покинул меня, но страх перед пробуждением уже начинает просачиваться в мое сознание, как струи тумана, тянутся по утрам от воды в низины. Вздрагиваю. И просыпаюсь. Ты еще спишь, улыбаешься чему-то во сне. Через приоткрытое окно солнечный луч ласково и осторожно крадется по твоей щеке. Смотрю сейчас на тебя, и нежность переполняет мое сердце. Ее так много, что она вот-вот разорвет меня на тысячи кусочков, кусочков этой нежности, маленьких лучиков. Это чувство, переполнившее меня, в какой то миг обрушивается, чуть ли не лавиной тяжести, и от этой боли хочется закричать. Не хочу будить тебя, эти мгновения спокойствия и безмятежности так редки... осторожно, чтобы не разбудить, провожу рукой по твоим волосам. Какой же ты сейчас лохматый, прямо как львенок! Я выхожу из комнаты, не хочу видеть твое пробуждение, не хочу снова видеть этот кошмар... Ненавижу себя за эти минуты страха и отчуждения, за эту трусость. Ухожу в ванную и включаю душ, его шум отвлекает меня от звука твоих шагов за дверью...
Холод одиночества и боль сейчас это все то, что я чувствую. Наивно полагаю, что горячий душ сможет помочь, согреть меня. Но вода лишь обжигает мою кожу, создает грубую иллюзию твоего тепла, нежности твоих рук. Сижу и плачу, в который раз понимаю, как не хватает мне твоего тепла...понимаю, что ничего не могу изменить... что не могу тебе ничем помочь...
Выключаю душ, прислушиваюсь... В квартире совсем тихо. Выхожу : где же ты? Нет! Ну, зачем я искала тебя! На какое то мгновения я просто умерла. Что это шок, но ведь я и раньше об этом знала. Знала, но не видела это своими глазами, –говорю я себе.
–Танчик, я тебя очень люблю... –доносятся до меня твои слова. Последние несколько минут выпали из моего сознания, лишь перед глазами до сих пор стоишь ты и эти несколько очередных кубиков дряни, без которой ты не можешь...
Ты судорожно целуешь мои руки, губы, глаза, спрашиваешь: «Что с тобой? Что случилось?» твой голос тревожит меня, не дает уйти. Но силы уже покидают меня, медленно я впадаю в состояние беспомощности, лежу у тебя на руках, а в глазах застыли слезы. Нет, я не плачу, на это не хватает сил. Нет их и на то, что бы успокоить тебя, ответить тебе, что ничего не случилось, сказать, что я просто устала. Усталость окутала мои плечи своей тяжелой пеленой, оставила печать, которая не дает произнести ни слова, на губах. Сознание теряется в тумане. Воздух дурманит, не дает дышать. Вокруг становится светло. Неестественная тишина и пустота застыли вокруг. «Вот она Вечность! Где время остановилось, где вообще нет ни слов ничего, нет даже и воспоминаний…» – всплывает в моем сознании. И уже почти погрузившись в нее, как в бескрайние просторы океана, словно с далекого берега земли, я слышу, как ты зовешь меня. В твоем голосе тревога и любовь, они пробуждают меня, возвращают вновь туда, откуда я только что так хотела уйти. Неужели я хотела уйти от тебя, неужели я смогла причинить тебе боль, оставив одного? Нет, я хочу быть с тобой, ведь мне с тобой бывает так легко и спокойно. «Бывает…» Доносятся до меня чьи-то слова. Неужели это говорю я? «Здесь так тихо, а тебе надо отдохнуть» - слышу я голос, он звучит издалека, из-за бескрайнего горизонта, оттуда, куда каждый вечер уходит Золотое Солнце. Этот голос тоже зовет меня. Из последних сил я отворачиваюсь от него к тебе, ты обеспокоено смотришь в мои глаза. «Что с тобой? Ты очень бледна. Как ты себя чувствуешь?» - вновь ощущаю любовь, она переполняет эти слова. А я снова не нахожу сил ответить тебе, сказать: «Прости». Снова я ухожу туда, где покой. Тихо, светло, ничего не ощущаю. «Где я? И где ты?» – мне становится страшно и одиноко. Пустота только что казавшаяся мне такой спокойной, сейчас пугает своей бесконечностью, кажется, она вот-вот поглотит меня. В испуге озираюсь по сторонам, будто пытаюсь найти выход. И откуда-то издалека теплая волна приносит твой голос, не разбирая слов, сейчас я стремлюсь к этому теплу, которое не отпускает меня, зовет вернуться.
Очнувшись, ощущаю тяжесть, но ты рядом, обнимаешь меня, все еще крепко-крепко, словно боишься, что я ускользну. «Прости меня, прости, что не поняла что ты для меня важнее любой тишины, важнее покоя» – эти слова замирают на моих губах. Но теперь я просто засыпаю.
– Ты так загадочно улыбаешься, что мне даже не по себе. Признавайся, о чем думаешь? – Ты разворачиваешь меня за плечи к себе, и заглядываешь сквозь глаза в самую душу.
Я немного смущаюсь, почувствовав себя полностью открытой, словно меня вывели на ярко освещенную сцену, забыв одеть, а ты теряешься, твоя интуиция подсказывает тебе то, что я сейчас скажу. Но вопрос уже по инерции срывается с твоих губ:
– Так о чем же ты задумалась? Что тебе хочется?
– Ребенка. Я хочу ребенка, похожего на тебя, как две капли воды. Я хочу мальчика с такими же зелеными глазами. – Я сама не понимаю, что вдруг на меня нашло.
Несколько минут мы молчим, пораженные и обескураженные этим откровением. Мы оба растеряны.
– У тебя это быстро пройдет, – ты пытаешься отшутиться, – завтра ты даже и не вспомнишь об этом.
– Да, наверно ты прав, – и я, струсив, хватаюсь за соломинку, протянутую тобой.
Вечер проходит. Мне уже пора уходить. Весь вечер мы говорили о ерунде, пытаясь увести друг друга как можно дальше от затронутой темы.
– Не убегай, я тебя провожу.
– Милый, я и сама могу подняться на второй этаж.
– Ну, хоть покурим?
– Хорошо, – соглашаюсь я.
– Который час? – спрашиваю я.
– Около двух.
– Пора уже ложиться, ведь тебе завтра надо будет рано встать.
– Да, надо срочно готовить машину, скоро гонка.
– Папа поедет?
– Собирается, – ты тушишь сигарету.
– Спокойной ночи, – я встаю и подхожу к двери.
– Сладких снов. И знаешь... у нас наверняка родилась бы девочка.
Глубокий, темный, необузданный взгляд раздробил туман, окутавший Ее сознание, словно это, были утренние лучи, юные и бесстрашные, нежно, но настойчиво сгоняющие прохладу ночного мрака. Один Его взгляд, один всплеск ресниц заставил Ее взорваться волнами безумного желания. Это желание обрушилось подобно громадному цунами, вслед за которым пришло головокружение, земля ушла из-под ног. Она была оглушена этим внутренним взрывом ощущений, желаний обитающих в каждой клеточке. Тело разрывалось от нахлынувшей крови, кровь стучала в висках, не давала ничего слышать, мешала соображать. Она заворожено вглядывалась в калейдоском чертиков, искрящихся в Его зрачках. Эта игра света и тьмы в бездне Его взгляда манила ее, и, словно ветер мчит облака, уносила ее все ближе к краю вечности, оставляя далеко позади дверь в рай. Разум забылся, осталось единство тел, сплетенных в бесконечный круг. Каждое движение, каждое прикосновение, каждый пойманный горящими губами вздох все дальше и дальше отдалял их от возможности возврата. Они уже не искали друг друга, теперь не было ни ее, ни его. Они растворились друг в друге, стали ощущениями, прикосновениями, учащенным дыханием, безумным ритмом сердец. Они стали бутоном, который вот-вот раскроется. Их сердца остановились... замерли в ожидании нового и сказочно прекрасного...
Туман просочился в темную глубину бутона, опустился на самое его дно прозрачными кристаллами росы, засверкал чертиками в лучах утреннего солнца.
Она обновленная вспомнила, что также как и сейчас однажды пришла в этот мир, взойдя на небо подобно золотому диску.
Он вспомнил, что уже не в первый раз умирает, для того чтобы воплотится в другом носителе вечности.
Это утро, пожалуй, не отличалось ни чем от любого дня этой пасмурной зимы. Серое и хмурое небо, черные стволы деревьев, покрытые пленкой измороси, все было серо и уныло. Мы выехали около десяти утра, уже было светло, и из окна вагона лесной ландшафт был отчетливо виден. Лес был покрыт толстым белоснежным покрывалом, еловые ветви склонялись под тяжестью снега, кусты напоминали дикобразов, торчащими из снежного клубка в разные стороны прутьями. Лес сегодня напоминал скорее картину, так он был, тих и молчалив. Но, уже подъезжая к нашей станции, неожиданно для всех вокруг стало светлее, темно серое небо стало почти бесцветным. Непривычно было видеть дома укрытые снегом, большие сугробы у заборов, непривычно было видеть здесь зиму. Возможно, в моем преставлении это место ассоциировалось с детством, а детство – это лето, солнце, цветы, пение птиц и шум кузнечиков в траве. Воздух не был морозным, и вопреки обещаниям синоптиков было абсолютное безветрие, что так необычно для прибрежной полосы. Было страшно сделать последний шаг, шаг на нашу улицу, еще один шаг, где раньше жила Она. Она – удивительная женщина, жена и мать, бабушка, человек редкостной души, тетя Шура и Александра Николаевна. Подхожу к калитке и смотрю в окно кухни, как часто можно было увидеть там ее выглядывающую в ожидании сына или внука, или просто наблюдающую за нами. Всегда в работе, хлопочущая по хозяйству, ворчащая на деда Васю, переживающая за Алешку. Вспомнилось и то, как все-таки редко Она, моя бабушка и другие соседки собирались вечерами на лавочке, и гораздо реже ходили мимо дома прогуливаясь, отгоняя ветками комаров. Могла ли я тогда подумать о том, что сегодня мы соберемся здесь, что бы попрощаться с ней навсегда. У калитки стоит сын, как же ты постарел Дядя Юра, хочется сказать, но слова сейчас далеко-далеко, да и нужны ли они сейчас. "Она на веранде..." слышу я, "Алешка, так и не смог туда пойти".
...Дым не выходит из моих легких, даже когда я выдыхаю... Он давно уже подбирался ко мне, пытался просочиться в меня, обволакивая мое сознание своей доступностью. Сначала он просто изучал меня, заходил и осматривался, убеждая меня в том что он просто приятный гость, случайно забредший на огонек, который уйдет как только я его об этом попрошу, ничего не утащив при этом, а может даже и оставив в подарок кое-что интересненькое. Наивная я верила ему, впускала все глубже и глубже в себя. А ведь первый раз я даже не верила в его существование, я просто не догадывалась о нем... Позже я наслаждалась его появлением, после чего он сразу исчезал. Потом он стал отличным собеседником, вовремя протягивающим мне сигарету, а за ней другую...делающим это так ненавязчиво и вовремя. Я все время старалась держаться как можно дальше от него. Но в какой то миг я поняла, что он всегда со мной. Поняла это и испугалась. Но он схитрил и сразу ушел, ушел надолго... Боже, он же ведет себя как, живое существо, как разумное существо. И это чужой, коварный разум, пугающий своей властью. Он ушел по моему желанию, сделав вид что сдался, что проиграл. Он ушел, зная что я как многие куплюсь на это. И вот сегодня он нанес последний удар. Он знал что сегодня я не смогу отказаться, более того он знал, что его обычное количество меня не устроит сегодня, знал, что я как обычно возьму все по максимуму... И он был хорош, ласково и игриво погружаясь в меня, говоря, смотри как тебе меня не хватало. Обманчивое присутствие контроля над собой еще маячило в сознании, когда мое тело пронзили первые приступы смеха, вызванные случайно залетевшей пчелой. Вдруг мне стало страшно, что это уже не я, что я больше не принадлежу себе. Что в голове больше нет знакомых мыслей, привело меня в дикий шок. Страх безысходности, навалившийся от сознания того что я теперь принадлежу ему, был лишь мгновением. Миг беспомощности, сменился иллюзией собственной могущественности, от того, что он снова ушел, а может теперь он просто затаился во мне? Это была безотказная приманка, подброшенная мне так вовремя. Нет, он скорее растворился во мне, и выглядывает из глубины моих глаз, привлекая внимание таких же, купившихся на обещание власти. Я же теперь знаю, он вернется, вновь просочится в мое сознание и я не захочу бороться с ним. Да вот я и сама уже зову его...
Луна разливала свой молочно-белый свет по дороге и ровной зеркальной глади залива. Я вышла из машины. Сняла с лобового стекла большой кленовый лист и удивилась тому, что он был таким реальным в этой сказочной ночи. Яркий, желтый цвет его был точно подсвечен изнутри. Мокрый от тумана, он был холодным. Было приятно держать его в разгоряченных ладонях. Наверное, прошло несколько минут, пока я наслаждалась этой прохладой.
– Ты не хочешь мне помочь, - Алекс раздраженно искал фонарик. - Или мы так и будем здесь торчать до бесконечности? Посвети мне -, его голос неприятно вибрировал в тишине.
Небо сегодня было таким глубоким, манящим. Звезды мерцали, создавая иллюзию шепота.
– Смотри, вот там Венера, а ниже, справа – Марс.
– С чего ты взяла? - Алекс даже не взглянул в указанную сторону.
– Ты сам мне так сказал... А потом впервые меня поцеловал...
Я усмехнулась этому воспоминанию. Сколько же лет прошло? Неужели это был он? Мне вдруг захотелось, чтобы машина не завелась, но пусть я буду тут одна, без него. Странно, такая же ночь много лет назад привела меня к тебе, навеяла любовь... А сейчас? Сейчас я ненавижу тебя за то, что ты не знаешь, где Венера. Ты ведь, пожалуй, и Большую медведицу не найдешь. Почему ты никогда не смотришь на небо, а только себе под ноги?
– Зачем ты захотела сюда приехать?
Что тебе ответить? Как объяснить? Да и зачем тебе вообще что-то объяснять?
Ты ведь даже не заметил, как тут сказочно красиво.
Ветер внезапно донес запах свежей молодой хвои. Когда-то я подарила тебе лосьон с похожим ароматом. Где он сейчас? Наверное, заброшен на чердак, так и не открытый. Вдалеке, у самой кромки воды, кто-то разводил костер. Пламя нерешительно освещало несколько фигур. Я пошла туда, не видя ничего под ногами, ориентируясь только на яркую вспышку огня. Воздух был холодный и сырой; когда я вышла из машины, я точно помнила, что сразу замерзла, а сейчас я совсем не ощущала этого, хоть и была в тонкой кофте. Ладони были все также разгорячены, и я зажала между ними лист. Приятная прохлада сразу разлилась по всему телу. Я пересекла кусты шиповника. Странно, был уже конец сентября, а они были усыпаны благоухающими цветами. Колючие ветви цепко держали мою юбку, словно не хотели отпускать меня. Костер уже разгорелся, ярко освещая лица собравшейся компании. Неужели это они? Не может быть...
Гравий захрустел под моими ногами, я уже почти бежала к ним. И вот Анна обернулась.
– Ты почему так долго? Ты где была? Мы тебя уже заждались, – затараторила она.
Я поцеловала ее в висок. И в очередной раз меня окутало облако знакомых духов.
– Ты когда-нибудь сменишь духи?
– Тебе не нравятся?
– Да нет, нравятся. Просто удивляюсь и завидую твоему постоянству. Ты же знаешь, я меняю запахи каждый месяц. Если не чаще, - и я виновато пожала плечами.
Кто-то обнял меня за плечи и увлек поближе к огню.
– Присядь, здесь теплей.
– Дима? А ты откуда? - я удивленно смотрела на улыбающегося мне обладателя самых белокурых волос. Как же я давно не видела его. Или мы виделись вчера? Да, точно, вчера мы были с ним в кино. Как я могла забыть?
Анна уселась со мной рядом и, взяв меня под руку, заговорчески подмигнула.
– Димуль. Сыграй нам что-нибудь, - заклянчила она.
Кто-то слева от меня сразу же протянул гитару. Она была такая же желтая, как и мой лист.
Я захотела сравнить цвет листа, но поняла, что его больше нет у меня в руке. Почему-то меня это не удивило.
Дмитрий заиграл – это была какая-то баллада о клене. Все дружно стали подпевать, и только тогда я посмотрела на присутствующих...
– Женька! Когда ты приехал? Почему не позвонил сразу, – вырвалось у меня.
– Откуда приехал? Мы вчера с Людмилой тебе весь вечер звонили, но ты же была в кино.
А действительно откуда? Что это я? Он ведь никуда и не уезжал.
Или... Но переспросить я почему-то побоялась.
Вдруг чьи-то ладони закрыли мне глаза.
– Угадай!
– Ринат? Боже, сколько же я тебя не видела! Ты ничуть не изменился, все также появляешься исподтишка.
Передо мной стоял мальчишка, как и всегда одетый в шорты и майку, непременно белоснежного цвета. И когда он успевает так загореть? Или это все-таки белый цвет так оттеняет его кожу...
Я едва удержалась, чтобы не взлохматить его всегда идеально уложенную стрижку.
Костер лениво потрескивал, отбрасывая красные блики на лица собравшихся. Дым неспешно уносил в небо одинокие искры, смешивая их с бесчисленными звездами.
Прошлое обжигало своим жаром, будущее доносилось влажным прикосновением прибрежного ветерка. Откуда-то из темноты выплыла молодая девушка. Юная, с распущенными по плечам волосами, совершенно без косметики, она была такой свежей и яркой. Глядя на нее, я невольно провела по своим остриженным волосам. Девушка улыбнулась мне так приветливо и искренне, что я невольно сравнила ее улыбку с солнечным лучом.
Я, понимая, что они мои друзья, почему-то не могла сосредоточить свой взгляд на присутствующих. Он был словно прикован к этому юному созданию, к отблескам пламени, пляшущим в темной меди её волос. Ее лицо показалось мне таким знакомым, где я могла его видеть?
Я вдруг вспомнила, что меня в машине ждет Алекс.
– Мне пора. Муж уже, наверное, меня потерял.
– Ты разве замужем, - ее взгляд удивленно остановился на моих руках, – кольца же ведь нет?
Анна громко засмеялась, услышав наш разговор. Обняв меня, она погрозила мне пальцем: "Никаких мужей! Тебе еще рано!". Мне захотелось курить. Странно, сигареты были в кармане. Я растерянно шарила по всем карманам в поисках пачки.
– Что-то потеряла? - в голосе Анны опять проскользнули нотки заботливой бабушки. Она даже выглядела сейчас как старушка, хоть на ее лице и не было ни одной морщинки. Вся такая миленькая, добрая, с ямочками.
– Сигареты, - ответила я.
– Ты же не куришь? - ее голос звучал так убежденно, что я удивилась своему желанию подержать в руках сигарету.
Кто-то протянул мне бокал. Запах можжевельника пьянил, и я сделала большой глоток. Джин обжог горло и теплом согрел меня изнутри.
– Смотри! Смотри, - крикнула Анна, – звезда упала. Загадывай желание.
Желание? Зачем? Сейчас у меня есть все, я больше ничего не хочу. Яркие языки пламени вытворяли завораживающие па. Ветки потрескивали, аккорды гитары разносились над водой. Я еще раз посмотрела на юную девушку. Что же в ней так знакомо? На груди у нее поблескивал старинный кулон.
– Что это за камень? - спросила я.
– Не знаю, это бабушкин подарок, я редко его снимаю -, ее рука нежно коснулась мутно-зеленого камня.
Мне вдруг стало нехорошо, все вокруг поплыло перед глазами. Дмитрий, обняв девушку, зашагал прочь вдоль по узкой песчаной полосе. Женя с Анной растворились во мраке. Все разошлись. Костер на прощанье ярко вспыхнул, и я зажмурилась.
– Эй, ты заснула? - Алекс посветил мне фонариком в лицо.
– Сколько времени, - спросила я, доставая из кармана пачку сигарет.
– Полночь, а что?
– Зачем ты подстриглась? - рука Алекса скользнула по моим волосам, лаская мою шею. Его пальцы нащупали кулон: – Ты так и не сказала мне, что это за камень.
Я посмотрела на небо. Где-то там Венера, вспомнила я, такая далекая, холодная и красивая.
Он, не спеша, поднимался по неровному склону. За спиной остались неказистые домишки, затерянные во времени и дикой поросли кустарника. Сюда его вывела единственная мощеная улица, посреди которой то там, то сям пробивалась вездесущая растительность, опутавшая, словно паутина, все вокруг. Она ждала его, прислонившись к одинокому дереву, на самой вершине скалы. Худая и высокая в просторном коротком платье цвета спелой сливы, она напоминала деревенскую девчонку.
– Ник...
– Какого... зачем ты затащила меня в эту дыру? Что за каприз? Ну, зачем было карабкаться так высоко, – он отстранился от ее протянутой руки и ненавидяще посмотрел вниз. - Ты же знаешь, я не люблю скалы.
– Не лги. Эти скалы чудесны, здесь дивная растительность и такой прозрачный воздух, а ты, ты просто боишься высоты.
– И что? Ты притащила меня сюда, чтобы сообщить мне чего я боюсь?
– Отнюдь, – она медлила с ответом, – знаешь, каждую ночь...
– Ты видишь во сне море?
– Да, я вижу море. Говорят видеть во сне море - это к любви, – она отвернулась от него, и закрыла глаза, – я вижу море, понимаешь? Мооооре... Откуда я знаю, что это действительно море? Я ведь никогда не была на море... только и видела что этот залив, – теперь ее глаза смотрели за горизонт на ровную поверхность воды. - Этот вечный залив.
– Не знаю, – он пожал плечами, и в его голосе она услышала знакомые нотки жалости.
– Знаешь, каждую ночь я вижу разное море, иногда я вижу штиль, иногда оно хмурое, голубое, как небо, а иногда я плыву в нем на паруснике, порой я вижу его из окна. Но всегда я знаю, что это одно и тоже море, далекое море, море, где есть он, – ее голос был почти не слышен.
– Кто?
– ... ? Ты что-то спросил, – его вопрос вывел ее из оцепенения.
– Ты сказала "море, где есть он", я не понял, о ком ты говоришь?
– Это не важно, важно, что каждую ночь я вижу во сне море.
– Пойдем отсюда.
– Знаешь, – она взяла его за руку и подвела к самому обрыву, – не бойся я с тобой, – она уткнулась лицом в его спину, – ты сейчас боишься потерять равновесие, потерять опору, а высоты ты не боялся никогда. Ты боишься что исчезнет убежденность в том, что ты твердо стоишь на ногах... Знаешь, каждый раз перед тем как заснуть я боюсь потерять тебя, я боюсь что однажды ты уйдешь. Ты для меня и есть та самая земля, моя опора, ось вокруг которой вращается моя жизнь. Что если однажды тебя не станет? Ты уйдешь... и моя жизнь превратится в хаос. Этот страх он сковывает меня. Я так и засыпала в страхе перед одиночеством. Но однажды море спасло меня, я очутилась рядом с ним, оно было везде, вокруг меня были его руки, теплые и ласковые. Море успокоило меня, смыло волной все тревоги. Теперь я никогда не бываю ночью одна... оно всегда со мной.
Ее голос звучал тихо-тихо, словно та ракушка, которую он однажды в детстве приложил к уху. Она, крепко обняв его, покачивалась в такт волнам.
– Этот залив это тоже часть моря, – шепнула она, – он поможет тебе забыть страх, земля тебе будет уже не нужна, у тебя будет море.
Лучи заходящего солнца упали на ее оголенные плечи. Она зачарованно смотрела на красивейший закат в мире еще пару минут и пошла прочь, желая поскорей затеряться подобно неказистому домику в дикой зелени заброшенного городка.
Минуло. Не было – и нет.
Остыло. Рук не отогреть.
Но и сегодня, как на свет,
Мне больно на тебя смотреть.
Ирина Снегова.
Зажигаю маленький ночник. Елочная мишура дико переливается в тусклых теплых лучах, брызнувших на стены, отбрасывает мелкие разноцветные песчинки-конфетти на постель. Сделай мне кофе, ты обещал. Да, еще, если конечно не сложно, прикури мне сигарету. Лежу на кровати, скинув с себя одеяло. Куда делась вся обычная стыдливость? Куда уплыли все чувства, вся та дрожь... тот трепет, который ты вызывал у меня? Жаль, что я больше не могу себя обмануть, жаль, что ты стал для меня сродни этой мишуре. Ты и этот дождик, зимний дождь, блестящий и холодный дождь. Черт, лучше бы все сегодня сорвалось. Спасибо, – я затягиваюсь, наблюдая, как ты натягиваешь на себя свитер. Только не заплакать, только не сейчас, только... повторяю это как заклинание, заклинание маленькой ведьмочки. Ну почему я не могу наколдовать что-то для себя? Только не плакать, не плакать, ни слезинки, ни капли грусти или обиды во взгляде, повторяю про себя, втягивая в легкие дым. Глубже и глубже... до самой души, вот он уже клубится над пепелищем... все сгорело, все стерлось, осталась пустота. Почерневшая трава, удушливый туман, раскоряченное поле, или вырубка, с множеством изуродованных деревьев. Пепел, седой пепел поземкой струится по мертвой земле. Черт! Черт! Черт, не могу быть дурой! Ну почему я не могуууууууу?! Или? Может я точно дура, не верю, не верю всегда и всем, кого люблю, жду того чего нет. Жду предательства, такого, которое было однажды... нет, так нельзя. Ты уходишь на кухню. Слезы, глупые никому не нужные слезы. Нет! Не сейчас! Не сейчас! Домой, дома, дома, я буду плакать дома. Ты ведь знала, ты говорила, что тебе будет больно, – напоминаю я себе. Кофе, большой, обжигающий глоток и еще пара затяжек. Кофе, сигарета, постель. А мне нравится... нравится вот так вот лежать и курить. Черт, я же не курю. Когда я начала курить? Когда начала пить кофе. А когда кофе? Тогда, тут, с тобой. Спасибо, за кофе. Блин, ну вот уже голос охрип от дыма...
Эй, голос, вернись, вернись, я все прощу! Домой, домой, скорей в душ, под его теплые обволакивающие струи. Заткнись! Замолчи же ты! Я не грублю, я не груба с тобой, и не обижена. Я ведь даже обидеться толком не умею... мне просто больно, очень больно. Но ты об этом не узнаешь. Тебе сейчас не до моей боли. Я ведь немного прошу? Всего пару минут тишины... я хочу докурить в тишине. Хочу на работу, а потом придти домой и от усталости свалиться до утра. Черт, завтра выходной... и послезавтра тоже выходной. Дай мне телефон, пожалуйста. Достаю из сумки старую телефонную книжку, попутно натягивая трусики. Листаю, глупо листаю исчирканные страницы, пытаясь найти незабытые имена. Нет... не помню... никого не помню, откуда я достала сегодня эту книжку? Открываю последнюю страницу. Желтый клейкий листочек отрывается и падает, поднимаю его. "Бетти - счастливое пробуждение"... неееет... только не сейчас.
Свет режет глаза, свет, солнечный свет. Яркий и согревающий. Как же давно я хожу в темноте тоннелей, среди серых темных холодных стен, увешанных паутиной и чужими фотографиями смеющихся людей, и новогодней мишурой. Пробуждение! Пробуждение! Как же хорошо, что я проснулась. Я протягиваю руки, холодные руки к фотографии маленького мальчика, висящей на шероховатой стене. Когда-то я сама повесила ее сюда.
Свет фар ослепляет глаза. Прячу озябшие ладони в рукавах шубы, отшвыриваю носком ботинка пустую пачку от сигарет. В сумочке лежит фотография, заклеенная листком с надписью: "Бетти... счастливое пробуждение".
Пойдем, только я сигареты оставил в машине.
У меня есть.
И мы идем, прячемся за домом от любопытных глаз и от ветра, проникающего даже под кожу. Здесь за домом на старом рыльце тепло, солнечные лучи здесь проводят свои вечера.
Мы садимся и я достаю сигареты.
Правда у меня только ментол. Будешь?
Не-а, я их терпеть ненавижу.
Тогда и я не буду.
Ты убираешь зажигалку.
А что будешь?
Твой поцелуй.
Солнечные лучи освещают твои озорные глаза.
Пойдем-ка попьем пива?
Пойдем.
И мы идем. Идем по шумному и пыльному городу. Солнце обжигает плечи, растопило асфальт. Сворачиваем в какой-то переулок. В скверике затерялось маленькое кафе со столиками на двоих. Тенистый уют.
Давай зайдем сюда. Мне здесь нравится.
Давай. Что будешь?
Светлое. И миндаль.
У них только "Балтика".
Балтику не буду. А может попьем кофе? Ии возьмем по шоколаду.
Я точно знаю. Что у них есть шоколад.
Давай. Слушай... нам кажется не везет, у них что-то там сломалось.
Тогда... давай покурим-ка.
Давай.
Ментол будешь?
Нет. Буду твои поцелуи.
© Степаненко Татьяна, www.proza.ru/author.html?meri
AD MODUS © 2001-2003 – Искандер "Адиб" 
|
